«Неудачники» – команда мечты - Дмитрий Ищенко

– А все-таки интересно, кто написал этот дневник? И фамилия неизвестна, и уж тем более – что он был за человек… Какой-то загадочный оптимист, – обращаясь непонятно к кому, произнес Петя и повернулся к учителю. – Вы ведь нам говорили, что у них и революции на пороге, и мировая война, а он на краю земли ищет какую-то бухту Счастья… Такое бывает?

Учитель чуть покачал головой:

– Да в жизни чего не бывает…

А Мишка жизнерадостно махнул рукой:

– Конечно, оптимист! А другим тут и делать нечего!

Учителя́ в школе, где оказался Перов, были народ сборный. Как правило, жены тех, кого направили в поселок служить или работать. Тут всё как всегда: если школа, то это на девяносто девять процентов – женщины. Ну, плюс к женам служащих были еще сердобольные пенсионерки, которые обитали в этих краях с давних пор. Для них школа – якорь всей жизни, и он держал их крепче любых самых сложных узлов.

В числе таких прежде всего – Виктория Владиславовна Росток. В ее фамилии ударение делали то на Ро́сток, то на Росто́к. А она никого не поправляла, потому что считала, что в мире нужны и тот и другой варианты. Несмотря на свой весьма скромный рост, она производила впечатление человека высокого и спокойного, с какой-то идеальной осанкой и взглядом, который привык обращаться к глазам собеседника. Толстые очки для дальнозоркости только подчеркивали ее проницательность и внимание. А строгость смягчала сдержанная улыбка.

Перов сразу почувствовал, что она здесь на особом положении. Сам мэр в ее присутствии не то что не позволял себе повысить голос, но и вовсе регулярно смотрел на нее в поисках поддержки и одобрения.

– Конечно, ведь я же его учила, – как-то раз пояснила она Перову. – Он у меня и в углу стоял, и двойки получал, и родителей я его вызывала. С тех пор что-то, видно, осталось.

Иногда Виктория Владиславовна приглашала Перова на чай. О чем только не говорили: и про поселок, и про большой мир, и про то, как все это связано между собой сотней нитей.

– Помню, я точно так же, как вы, приехала в этот поселок, – говорила она. – Правда, это было очень давно. Кругом сопки, деревья и снег – уже в сентябре… Хотела сначала уехать. Но был в школе один учитель, который меня поддержал. Он тогда говорил про интерес к жизни. О том, как это важно – любить ее и свое дело. Он считал, что надо открывать мир там, где ты оказался. Ведь если этого не сделаешь ты, мир вокруг так и останется черным и серым. И ты обеднеешь на неоткрытые краски мира…

Перов сидел один в пустом классе, точно он сам себя оставил после уроков за невыполненное задание, и продолжал вспоминать тот свой разговор с Росток. Механически собрал свой портфель, да так и остался сидеть в обнимку с ним и глядел в окно.

«Странно, что мне сейчас вспомнилась та беседа», – подумал Перов. И была-то она давным-давно, когда он только приехал в поселок.

«О чем же мы еще тогда говорили?» – он пытался выудить из небытия старые рассказы своей коллеги. Про какое-то Общество любителей мироведения, где состоял, когда был молод, тот учитель, про которого она рассказывала. Или что-то такое…

– Этот учитель до приезда в поселок преподавал в Институте путей сообщения в Санкт-Петербурге, – вспоминал Перов слова Виктории Владиславовны. – Он очень любил Петербург. Говорил, что этот город – символ нашей далекой мечты… Потом он оказался в забытом всеми поселке и считал, что это не самый плохой вариант, а для него – в чем-то идеальный. Ученики его математику знали не то что на пять – на все десять. И потом поступали в лучшие вузы. Мне перед ним было стыдно уехать или что-либо сделать нехорошо… Его, кстати, звали как вас – Петр. Он еще все смеялся и говорил: «Камень[4] на каменном берегу – мне здесь самое место».

Перов опять попытался понять, почему он сейчас это вспомнил. Что-то скреблось у него под грудной клеткой и рождало чувство тревоги. От того, что это что-то не сходится. Или, наоборот, сходится, но не совсем так, как нужно. Потом он на мгновение замер и в этот миг сообразил, что сегодня во время урока говорил детям чуть ли не те же самые слова – все то, о чем ему говорила Виктория Владиславовна Ро́сток. Или Росто́к.

Вспомнив об этом, точнее – осознав, что́ он вспоминает, Перов остановился, словно намертво брошенный на морской грунт якорь.

– Так вот же он, автор дневника! Или все-таки нет?

А потом ему стало стыдно. Еще летом Викторию Владиславовну увезли в больницу в город. А он даже и не подумал, что ее надо проведать.

Перов шел по поселку, а в голове звучали слова из дневника, которые сегодня читала Синица.

Вокруг происходит масса любопытных вещей. Все последние дни мы пропадаем в синематеке. Я, подобно многим жителям столицы, с восхищением и готовностью поддался очарованию этого новшества. Как известно, с ним вновь постарались французы. После первого киносеанса в увеселительном саду «Аквариум» он стал весьма популярен у горожан. Они с готовностью идут в зал, чтобы увидеть причудливые зарисовки братьев Люмьер о паровозах и опытах с поливанием огородов и парков. Все это вызывает восторг публики, причем неумелые эксперименты – даже больше, чем порядок и правильная организация. Почему-то они не так интересны на экране, а людям гораздо больше нравится как раз хаос. Не знаю, когда синематограф доберется до моих домашних краев. Прогресс туда всегда приходит с опозданием. Ну да будем надеяться, что со временем все изменится.

А еще я увлекся фотографией – прекрасная наука и искусство! Мне кажется, что она тоже вполне может изменить мир, который открывает для человека свои тайны, загадки и возможности. Первое условие для этого – увидеть их, а после – узнать. В институте мне даже довелось подержать одно такое фотофиксирующее устройство. Фотографический аппарат принес на практические занятия профессор Лакомб, который планирует взять его в ближайшую экспедицию на Камчатку. Он считает, и тут я с ним совершенно согласен, что, несмотря на свои немалые габариты, такая техника может принести большую пользу всем, кто стремится к прогрессу. Тем более в сфере портостроительства, которой я намереваюсь посвятить свою будущую жизнь.

Надеюсь, что смогу приобрести фотографический аппарат в будущем, когда мои средства, ныне слагаемые в основном из репетиторских хлопот, позволят мне